– Думаю, что французская практика мало чем отличается от нашей. Не знаю, какие вам дали обещания относительно будущего селестиала, но император Наполеон и сам человек военный. Когда мы отплывали из Англии, он находился на поле брани. Вряд ли он оставил бы дома подаренного ему дракона, уходя на войну.

– Ведь вы тоже происходите из королевского рода, – неожиданно произнесла Цянь. Один из слуг по ее знаку развернул перед ней на столике свиток рисовой бумаги. Посмотрев на рисунок, Лоуренс узнал в нем увеличенную и куда более изящную копию собственной родословной, которую он составил на новогоднем пиру. – Это верно? – спросила Цянь, видя его изумление.

Лоуренсу никогда не приходило в голову, что эти сведения могут дойти до нее или что она заинтересуется ими, но он готов был превозносить себя до небес, лишь бы приобрести ее уважение.

– Да, я действительно принадлежу к древнему и гордому роду – но, как видите, почитаю за честь служить в авиации. – Лоуренс почувствовал себя слегка виноватым – в Англии никто не отозвался бы о его происхождении столь напыщенно.

Цянь кивнула с явным удовлетворением и вернулась к чаепитию, слуга убрал свиток, а Лоуренс стал подыскивать следующую реплику.

– Беру на себя смелость заявить от имени моего правительства, что мы согласны на те же условия, какие приняли французы при вручении им яйца.

– Здесь нужно многое принять во внимание, – сдержанно проговорила она.

Отчаянный с двумя империалами уже торопился обратно. Навстречу им, возвращаясь к себе домой, шла Лян. Юнсин сопровождал ее, положив руку на ее бок. Драконица двигалась медленно, примериваясь к его шагу; следом тащились слуги с книгами и свитками. Империалы остановились, пропуская ее.

– Почему она такой масти, Цянь? – спросил Отчаянный, вернувшись в павильон матери. – У нее такой чудной вид.

– Не нужно так говорить, – с укором сказала драконица. – Кто способен постичь волю Неба? Лян очень мудрая. Много лет назад она занимала высокий пост в Академии Ханьлинь, хотя ее как селестиала и не вынуждали сдавать экзамены. Кроме того, она твоя родственница. Ее отец – Шу, происходящий от Сянь, как и я.

– О, – с уважением промолвил Отчаянный и робко спросил: – А кто был моим отцом?

– Лун Цинь Гао, империал. – Цянь вильнула хвостом – воспоминание, как видно, было приятным. – Сейчас он на юге, в Ханчжоу. Он и его спутник, принц третьего ранга, путешествуют к Западному озеру.

Лоуренс удивился, услышав, что селестиалы могут вступать в браки с империалами, но Цянь на его осторожный вопрос ответила утвердительно.

– Именно так мы и продолжаем свой род. Браки между селестиалами не приносят потомства. Из самок остались только мы с Лян, – продолжала она, не представляя, как поражают ее слова Лоуренса, – а из самцов, кроме Деда и Чу – только Чуань, Мин и Чжи. И родство между нами слишком близкое.

– Так их всего восемь? – вытаращил глаза Хэммонд.

– Не понимаю, как они могут продолжать в том же духе, – откликнулся Грэнби. – Не безумие ли оставлять их для одних только императоров? Так ведь вся порода может исчезнуть.

– Иногда у двух империалов рождается селестиал, – сказал Лоуренс, поглощая поздний обед – во время своего затянувшегося визита он чуть не лопнул от чая. Теперь, в семь часов вечера, на дворе было уже темно – Именно так получился старейший из них. Он-то и породил все четыре или пять поколений.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Хэммонд. – Если их так мало, с какой стати они отдали одного? Чем их так поразил Бонапарт, правитель с далекого континента? Должно быть что-то еще, чего я пока не ухватываю. Прошу меня извинить, джентльмены, – сказал он и вышел.

Лоуренс доел и отложил палочки.

– По крайней мере она не сказала, что ему нельзя остаться у нас, – не слишком бодро заметил Грэнби.

Лоуренс ответил больше для того, чтобы заглушить свой внутренний голос:

– Я не такой эгоист, чтобы мешать ему знакомиться с близкими и с его родиной.

– Увидите, Лоуренс, все еще перемелется, – продолжал утешать Грэнби. – Дракон не расстанется со своим капитаном ни за какие сокровища Аравии – и ни за каких телят христианского мира.

Лоуренс подошел к окну. Отчаянный уже свернулся на теплых камнях двора. Чешуя его блестела при лунном свете, цветущие деревья склоняли над ним свои ветви. Сказочно прекрасный, он отражался в пруду.

– Это правда. Дракон готов многое претерпеть, лишь бы остаться со своим капитаном. Вопрос в том, вправе ли порядочный человек требовать этого от него, – тихо сказал Лоуренс и опустил штору.

Глава 14

Отчаянный упорно молчал, и Лоуренс не знал, как бы поделикатнее выспросить, что его огорчает. Если дракона перестала удовлетворять жизнь в Англии и он хочет остаться, тут уж ничего не поделаешь. Хэммонд спорить не станет: постоянное посольство и договор со здешним правительством для него гораздо важнее, чем возвращение Отчаянного в Британию. Лоуренс, со своей стороны, не желал ускорять такой исход дела.

Цянь на прощание сказала Отчаянному, что он может бывать у нее, когда хочет. К Лоуренсу это приглашение явно не относилось. На следующий день Отчаянный не просился в гости, но грустно смотрел вдаль, все время расхаживал по двору и отклонил предложение капитана почитать ему вслух. В конце концов Лоуренс стал противен сам себе и спросил:

– Не хочешь ли снова повидать Цянь? Уверен, она будет рада тебе.

– Но тебя-то она не приглашала, – сказал Отчаянный, нерешительно растопырив крылья.

– Это только естественно, когда мать хочет видеться с сыном наедине.

Отчаянный радостно ухватился за этот предлог и тут же улетел со двора. Вернулся он поздно вечером, очень довольный и предвкушающий новые свидания с Цянь.

– Я учусь писать и уже знаю двадцать пять иероглифов. Показать тебе?

– Непременно. – Лоуренс не просто хотел сделать Отчаянному приятное – он решил сам выучить китайский язык. Он перерисовывал замысловатые знаки как мог, пользуясь пером вместо кисточки, а Отчаянный называл их ему, будучи явно не в восторге от его произношения. Лоуренс не слишком продвинулся, но его наставнику урок принес столько радости, что капитан сдержался и не стал пенять ему на то, что целый день провел в одиночестве.

Вскоре выяснилось, что ему предстоит борьба не только с собственными чувствами, но и с Хэммондом.

– Первый, совместный, визит был необходим и способствовал вашему с ней знакомству, – заявил дипломат. – Но эти одиночные посещения следует прекратить. Если он полюбит Китай и согласится остаться по доброй воле, нас мигом отсюда выпроводят.

– Довольно, сэр! – гневно отрезал Лоуренс. – Я не намерен оскорблять Отчаянного предположением, что его естественное желание поближе сойтись с родными равнозначно предательству.

Хэммонд настаивал на своем, и Лоуренсу пришлось оборвать спор весьма решительным образом:

– Если вы хотите, чтобы я высказался прямо, я это сделаю. Я не считаю, что вы вправе командовать мной. Мне не дали никаких распоряжений на этот счет, и ваши попытки принудить меня к повиновению без всяких на то оснований я нахожу крайне неподобающими.

Их отношения, и без того довольно прохладные, после этого совсем охладились. В тот вечер Хэммонд не пришел обедать с Лоуренсом и его офицерами, но на следующее утро явился вместе с принцем Юнсином – еще до того, как Отчаянный успел улететь.

– Его высочество любезно соизволил навестить нас; вы, без сомнения, тоже захотите с ним побеседовать. – Хэммонд сделал заметное ударение на последних словах, и Лоуренс, неохотно поднявшись, изобразил придворный поклон.

– Вы очень добры, сэр; мы, как изволите видеть, устроились очень удобно. – Лоуренс произнес это с холодной вежливостью: Юнсину он по-прежнему не доверял.

Принц, столь же чопорно наклонив голову, сделал знак мальчику лет тринадцати, пришедшему с ним и одетому в темно-синюю ткань, которую носили здесь все и каждый. Мальчик прошел прямо к Отчаянному, сложил руки перед собой и поклонился, что-то сказав по-китайски.